Говард Фаст. Мои прославленные братья. Отрывок

И вот мы вернулись в Храм, как когда-то предсказывал еще адон. Сперва мы отправились в Модиин, который уже вставал из пепла. Мы очистили синагогу и рабби Рагеш читал там молитву. Оттуда две тысячи тщательно отобранных бойцов, во главе с наиболее закаленными в боях жителями Модиина и Гумада, все в полном боевом вооружении - с мечами, копьями, щитами двинулись к Храму.

Первыми шли каханы - четверо рыжебородых старцев, изгнанных пять лет назад из Храма, верных сынов Израиля, прошедших вместе с нами весь наш тяжкий путь сражений. В своих бело-голубых одеяниях они поразительно напоминали адона. За четырьмя старцами следовали двадцать левитов в белоснежных плащах, и шли они босые, низко опустив головы от стыда, ибо слишком много среди левитов было предателей, слишком многие из тех, кто заперлись ныне в крепости, были левитами.

За левитами шел Иегуда, тоже босой, в алой шапке, из-под которой выбивались его прекрасные каштановые волосы, ниспадавшие на полосатый плащ. Подобно левитам, он был без оружия и без украшений и, как они, он шел, опустив глаза, хотя снова и снова, когда мы проходили через деревни, люди окружали нас, и каждый стремился поцеловать его руки и приветствовать Маккавея. За Иегудой шагали мы, четверо его братьев. Как и воины, следовавшие за нами, мы, четыре брата, были вооружены: в руках у нас не было щитов и копий, но у каждого был начищенный медный нагрудник, длинный греческий меч и медный шлем с голубыми перьями. И за нами двигались наши две тысячи бойцов.

Следом бежали толпы людей, и по мере нашего приближения к Иерусалиму, эти толпы все росли и росли, а под полуразрушенными стенами города еще тысячи людей ожидали нас.

Как мог я не трепетать от гордости, глядя на моих прославленных братьев: на Иегуду - такого высокого и прекрасного; на Эльазара, подобного огромному рыжему льву, на Ионатана - гибкого, быстрого, чуткого, как олень, переживающего первый расцвет своей юности, с первыми завитками бороды на загорелом лице, на Иоханана, в глазах которого затаилась благородная и добрая грусть?

Мы шли все дальше и дальше, через горы и долы, как когда-то, давным-давно, шел я впервые сюда вслед за моим отцом. Но город теперь был уже не тот. Теперь это было беспорядочное нагромождение унылых развалин, черных от грязи и копоти. Между каменными плитами проросла трава, зияли пустые проемы дверей и окон, и безлюдные улицы придавали Иерусалиму сходство скорее с кладбищем, чем с городом.

Кругом шныряли бездомные собаки, прячась в развалинах, когда мы проходили мимо, и повсюду виднелись следы бессмысленного, варварского поругания, которому подвергся город, - чтобы и в будущем мы не забывали о той высокой цивилизации, которая на какое-то время осчастливила нас своей заботой и оставила здесь свой след. Повсюду валялись высушенные солнцем человеческие кости. По мере того, как мы, приближаясь к Храму, поднимались по городским улицам все выше и выше, следов поругания становилось все больше, и когда мы подошли к Храмовой горе, то заметили, что в Акре происходит какое-то движение - какие-то человечки вылезли на крепостные стены, чтобы под защитой своей твердыни наблюдать за нами.

Шедшие с нами также это заметили, и их полные ненависти глаза не обещали евреям, засевшим в крепости, ничего хорошего. Сначала, когда мы шли по стране, мы кричали и пели, радуясь своему торжеству, но на улицах Иерусалима все как-то притихли, и чем ближе мы подходили к Храму, тем глуше раздавались голоса. Когда же мы вступили в храмовый двор, воцарилась полная тишина, ибо то, что мы увидели, не могло, казалось, быть делом рук человеческих - такое могли сотворить только какие-то лишенные рассудка чудовища.

По-прежнему Храм оскверняла свиная голова - она лежала тут же, разлагаясь и отравляя воздух невыносимым зловонием. Храмовые резные ворота работы искуснейших резчиков были сожжены, бесценная мраморная облицовка храмовых залов была выдолблена и расколота, древние свитки Закона были изодраны в клочья и валялись на полу. Напоследок, уже уходя, греки или наемники схватили трех детей, перерезали им горло, протащили их окровавленные трупы через внутренние комнаты Храма и бросили их на груду голубых шелковых занавесей, которые некогда отделяли одну комнату от другой. Такой предстала перед нами картина бессмысленного разрушения, поругания и безумия - исступленного безумия, до которого доводит человека лишь слепая ненависть к евреям.

А на самом алтаре стояла мраморная статуя Антиоха, царя царей, носителя цивилизации и всех благородных добродетелей западной культуры. Даже ваятель, как он ни алкал награды и как ни страшился царского гнева, не смог не передать в облике царя царей свойственных ему черт тупой, звериной жестокости.

Но не было времени для траура. Я отрядил Эльазара с тысячей наших воинов обложить Акру, а сам вместе с другими постарался разведать, что можно сделать, чтобы скорее исправить аквадук и наполнить огромные каменные водохранилища. Когда я вернулся, тысяча евреев уже скребла стены Храма золой и щелоком, и среди этих людей был Иегуда.

Три недели трудились мы не покладая рук, и работы на всех хватало. Со всей Иудеи приходили и приходили евреи, и каждый хотел помочь восстановить Храм. Каменотесы таскали из нижнего города мраморные глыбы, обтесывали их и заменяли поврежденные и сломанные плиты храмовой облицовки. Аквадук исправили, и в водохранилища потекла вода. Собрали кольца, браслеты и другие украшения, и кузнец Рувим их расплавил и отлил менору. (Менора - семисвечник.).

Лучшие в Иудее резчики по дереву изготовили ворота. Все деревни присылали шелк для занавесей. Ни днем, ни ночью при свете факелов не прекращалась работа, и на двадцать четвертый день месяца кислева восстановление Храма было завершено, и он стоял, очищенный и прекрасный, как прежде.

И в утро двадцать пятого дня месяца кислева обновленный Храм был освящен, и в величественных залах его вновь зазвучали древние слова:

- Слушай, Израиль: Господь Бог наш, Господь един!

И в меноре зажгли огни, и восемь дней продолжался обряд освящения. И за эти восемь дней в Иерусалиме перебывали чуть ли не все жители Иудеи. И все эти восемь дней тысяча вооруженных воинов с натянутыми луками круглые сутки стояла вокруг крепости Акра.

Иерусалим

Расстояние (по прямой): До Тель-Авива -  51 км До Хайфы -  116 км До Беэр-Шевы -  70 км